Глава 66

-Ваше величество…- Ланселот решительно и верно нарушил молчание малой тронной залы, не замечая даже, как сильно та изменилась, как исчезли из нее любимые гобелены Артура и рыцарские доспехи. Теперь на стене вместо гобелена Артура-Победителя висела большая карта земли бриттов и окружных островов. На ней со скрупулезностью руки были выведены черточки, обозначения, какие-то корабли…

Доспехи же уступили место невысоким мраморным колоннам, на которых покоились факелы, теперь свет распределялся таким образом, чтобы освещать не только место подле трона, но и всю залу целиком.

-Ступай, - поспешно сказал Мелеагант, обращаясь к какому-то смутно знакомому Ланселоту мужчине…не то кто-то из бывшего двора Артура, не то – от земель Мелеаганта? Неважно. Мужчина коротко кивнул и торопливо оставил залу, оставив наедине Ланселота и короля Мелеаганта.

-Ваше величество, - повторил Ланселот, но Мелеагант жестом остановил его и усмехнулся:

-К чему такие почести, мой друг? Я всё тот же. Мы друзья.

Настал черёд Ланселота усмехаться.

-Моргана как-то заметила Мерлину, что у короля не может быть друзей, только армия, советники и народ. Ваше величество, я не советник вам, но народ и армия. Я остаюсь вашим преданным слугой, но я уезжаю следующим же утром в герцогство Корнуэл.

-Так скоро? – Мелеагант вздохнул, с огорчением глядя в окно, - даже гуляния еще не закончились, а ты уже отъезжаешь от двора? Что, не терпится жениться?

-Мой король, - Ланселот не стал лукавить и притворяться, - я действительно желаю Гвиневру видеть своей женой, но теперь на моей совести еще беременная Лея, которая непременно желает не расставаться с Гвиневрой и…

Ланселот сделал вдох прежде, чем закончить.

-И безутешная Моргана с Мордредом.

Мелеагант обернулся к нему, внимательно взглянул, словно бы прикидывая – стоит ли игра свеч, решив же про себя что-то, снова кивнул:

-Я слышал о том, что какие-то фанатики убили Артура. Они будут казнены.

Ланселот едва удержался от смешка:

-Ваше величество, Моргана не дура. Она знает…

-Конечно, не дура, - легко перебил король, - я думал, она ворвется в мои покои и будет все крушить, но она действительно умна. Она помнит, что у нее есть сын. Но почему она уезжает с вами? Почему не в графство Мори?

-Мой король, я просил ее ехать с нами, а она и не против, - ответил Ланселот. – Граф Мори был заботлив и нежен с нею, она почитала его чуть больше, чем друга, но любила ли она его так, как он любил ее? Нет, мой король, не любила. Моргана едет домой.

-А ты…- медленно начал Мелеагант, оглядывая рыцаря и размышляя о чём-то своём, - что скажешь ты?

-О смерти Артура? Я могу объяснить ее логически, но это было бесчестно, потому что вы, ваше величество, дали Моргане надежду. Хотели убить – убили бы сразу. Это было бы вернее.

-Не о смерти Артура, - Мелеагант поморщился. – О смерти бастарда Утера я размышлял долго и тебе не дано понять всех моих мотивов, Ланселот. Я хочу знать, останешься ли ты моим верным рыцарем.

-Останусь, - без колебаний отозвался Ланселот, преклоняя колено у престола. – Я больше не тот рыцарь, который явился ко двору короля, который пал…нет, не влюбившись в Гвиневру, множество рыцарей теряют голову от своих королев. Я пал, когда остался служить у того, кто творил несправедливость и тогда, когда пошел против того, кому остался служить. Я дважды предатель собственной чести, но моя рука также верна и также держит клинок, как и тогда. А может быть и лучше. И моя рука, мой клинок – это ваше, мой король.

-Почему? – тихо спросил Мелеагант. – Почему, рыцарь?

-Потому что вы дали мне помочь народу освободиться от того, что его разрушало, дали любимую женщину и возможность быть с нею, не отняли её жизнь, не отняли жизнь моей подруги и ее сына…

-Довольно! – Мелеагант почувствовал неожиданную горечь, поднявшуюся из самого сердца. – Довольно! Ланселот, ты можешь ехать из замка, но придет день, когда я призову тебя на службу, и ты не посмеешь отказать мне!

Жестом Мелеагант дал понять, что аудиенция закончена и Ланселот может идти. Рыцарь поднялся с колен, поклонился и направился к дверям, но на пути услышал:

-Стой…

Обернулся, вернулся на два шага назад, ожидая фразы Мелеаганта.

-Как Моргана? – тихо спросил король, а, впрочем, это был уже Мелеагант…- Она держится?

Ланселот, который не услышал с момента смерти Артура от Морганы ни слез, ни рыданий – только холодный, чуть насмешливый голос со стальными нотками, неуверенно пожал плечами:

-Она не плачет. Гвиневра плачет, а Моргана…нет.

-Что еще? – мягко спросил Мелеагант.

Ланселот подумал и ответил:

-Собирает вещи, готовит тело Артура к отправлению в земли Корнуэл, где решила его похоронить.

-Пьет? – задал короткий вопрос Мелеагант.

-Не больше, чем обычно, - отозвался Ланселот с покорностью. – Она сильная.

-Сильная, - не стал спорить король, - но если с нею что-то станет…Ланселот, ты берешь её жизнь в свои руки, но за ее жизнь я буду спрашивать с тебя! Можешь идти.

***

Говорят, что все замки живут двойную жизнь. Всегда, когда в залах их гуляния и пиршества, когда на кухне жарится дичь и выкладывают узоры на пирогах, есть комнаты, в которых кто-то льет слезы или же просто страдает. На первых уровнях замка весело рычит огонь, брызжет свиной жир по стенам, пересмеиваются румяные кухарки, да поваренок, что ловко стянул яблоко или морковь, громко грызет ее… в залах же – звон посуды, лютни и песни, в залах – жизнь, танцы и шутки, громкий смех, сплетни, шум…

Но всегда есть закоулки, в которых кто-то не смеется и не звенит расписными тарелками. Всегда есть кто-то, кто забивается в полумрачный закоулок и ждет конца этого шума.

Чаще всего – это девушки, молодые, прекрасные своей юной красотой и овеянные мечтами. Их горечь одинакова и история почти одна и та же – некий смутьян их сердца закружил следующий танец не с нею, а с другой…или пошел гулять не с нею по садам, как обещал. Слезы эти знает замок – они искренние, они теплые и живые, они юные и наивные. Красавица жмется к стенке, боится, что кто-то ее увидит здесь – шмыгающую носом, да с опухшими глазами, и думает…думает! Достаёт карманное зеркальце, если есть, пытается понять, придирчиво оглядывая себя, почему не она, затем, по-видимому, придя к какому-то выводу, убегает либо наверх, либо умываться, либо в залу…

Чуть реже – это влюбленные юноши скорбят, у которых из-под носа увели какую-то юную красавицу. Еще реже – какой-нибудь разжалованный министр или советник. Как бы ни текла жизнь замка – всегда есть какие-то комнатки и закоулки, в которых прячется скорбь и горечь.

Сейчас в замке тоже была такая комната…нет, были и другие, в которых горевали о павших братьях, короле и прочем своем, людском, придворные. Но в одной было особенно горько.

В этой комнате расположились три женщины, которых судьба сталкивала раз за разом и в конце концов, свела в одну точку. Здесь была королева без короны, сестра короля без короля и вечная танцовщица без вечности в запасе. А еще здесь был младенец, который должен был стать отцеубийцей, но уже потерял отца.

Скорбь и тишина могли бы принимать форму любой из этих трех женщин на выбор, менять их лица, словно погоду на небосклоне, но скорбь и тишина презирали физическое обличие, решая висеть долгим и жгучим воздухом...

-Заснул, - хрипло от долгого молчания заметила Моргана, отнимая Мордреда от груди. – Совсем заснул. А говорили – беспокойный.

-Он очень милый и красивый, - через силу улыбнулась Гвиневра, - вырастет могучим красавцем.

Неловкая тишина примешалась к скорби. Младенец на руках сестры короля без короля заворочался во сне, требовательно схватился пальчиками за свою расшитую простынку. Моргана покачала его из стороны в сторону – бережно и осторожно, но Мордред, словно бы почуяв ее растерянность и слабость, заворочался сильнее…

-Ну, ты же спал! – в отчаянии воскликнула Моргана, уже сильнее укачивая сына. – Ну? Заплетаю я сказки в косу…

-Дай сюда! – не выдержала Лея и приняла из рук изумленной Морганы ребенка, осторожно покачала его. Мордред неожиданно успокоился, прекратил ворочаться и мирно засопел.

-Чудо…- прошептала пораженная и все еще отравленная скорбью Гвиневра. – Лея…

-Я у вас хотела попросить, - неожиданно перебила означенная Лея, серьезно глядя то на Моргану, то на Гвиневру, неизвестно, как выйдет с моим проклятием и моим ребенком…

-Известно, - не удержалась Моргана, блеснув глазами, - Артур умер. Проклятие было привязано к нему. Теперь его нет.

-То есть, как нет? – Лея с подозрением взглянула на фею. – Помнишь, как было у Санкуса? «Последний потомок проклятой крови со смертью своей разрушает все чары…» точка преломления заклятия завязана не на носителя-жертву, а на его кровь. Мордред – его кровь, ребенок внутри меня – тоже его кровь. Выходит сплав материй. Если бы проклята была, скажем, вода в кувшине, то, разрушив кувшин, мы бы избавились от проклятия над водой, потому что вода была только внутри кувшина, и, значит, потеряв носителя, она потеряла точку преломления и силу. Артур же успел подарить свою кровь и Мордреду, и…моему ребенку.

-Ну, да…наверное. – Моргана с большой досадой поморщилась. Она не любила ошибаться на элементарных истинах магии, но дело было в том, что ученицей она не была прилежной. Часть своих возможностей она развивала интуитивно, а что до теории, то к той приходила лишь в крайней необходимости. Лея же, хоть и не была прекрасным теоретиком как Лилиан, все же была усидчивее, чем Моргана, когда речь шла о постулатах нерушимых связей в магии.

-Заклятие, конечно, ослабело, - задумчиво признала Лея, - может быть, если бы у нас была бы помощь Мерлина, он бы снял без труда. Или перенес…

-Мерлин умер, - жестко перебила Моргана, царапая свои же руки до крови ногтями, но, не замечая этого. – Умер, Лея!

-Ему не пришлось бы умирать сейчас, - фыркнула танцовщица. – Если бы Артура убили бы раньше, он мог бы спасти тебя, и меня… и остаться в живых. А еще, к слову, если бы ты не наложила это проклятие…

-Девочки! – Гвиневра, чуть не плача от страха, отняла Мордреда у Леи и уложила его в колыбель. – Милые, не ссорьтесь, мы должны держаться вместе, мы не…

-Молчи! – рявкнула Моргана, поднимаясь со своего места и ненавидяще глядя на Лею, - думаешь, я не сожалела о том, что свершилось? Думаешь…

-Да к черту тебя и твои сожаления! – взвизгнула Лея, тоже вскакивая. – Ты только и делаешь, что сожалеешь!

-Лея! Моргана! – Гвиневра встала между ними, готовая принять на себя, в случае чего удар, но его не последовало.

Моргана бессильно упала на свое место, словно подкошенная, некрасиво взмахнула руками, словно бы и отмахиваясь и истощаясь. Лея сверлила ее взглядом примерно полминуты, а затем бросилась, оттолкнув Гвиневру, к ней, упала перед нею на колени, обхватила ноги и

зарыдала в ее юбки. Моргана соскользнула с кресла и тоже опустилась на колени. Они стояли с Леей, обнявшись, и громко рыдали друг другу, первый раз, искренне прощая все.

Мордред снова завозился в своей колыбели и Гвиневра, смаргивая слезы, склонилась над ним:

-Бедненький мой, что такое? Кошмары?

Она принялась укачивать Мордреда, представляя, каким будет ее собственный ребенок от Ланселота…

Прошло не меньше десяти минут прежде, чем Мордред снова затих на какое-то время, а Моргана и Лея, так и оставшиеся на полу, успокоились, хоть плечи обеих еще мелко вздрагивали.

-Я…хотела попросить вас, - тихо сказала Лея, - если я…со мной, если что-то будет, вы позаботьтесь о моем ребенке, ладно?

-О чём ты говоришь? – возмутилась Гвиневра,- ты будешь жить, и радоваться жизни, ты вырастишь еще много детей.

Лея мрачно взглянула на нее, затем перевела взгляд на Моргану:

-Ладно?

Моргана кивнула, не промолвила и слова.

-И, - продолжила Лея уже громче, - если это будет мальчик – назовите его Уриеном. Если девочка…Эллен. Научите дитя добродетели, благу, помощи ближнему, научите всему, на что наплевали мы. Пусть хоть кто-то живет по-человечески. Не принуждайте к любви к кому-то, не выдавайте замуж и не жените ради выгоды, не вовлекайте в интриги и не позволяйте им жить местью.

Моргана тяжело вздохнула, глядя на Гвиневру, качающую Мордреда:

-Благо небесное прольется, если наши дети не окажутся похожими на нас. И будут жить не так, как мы, а честно, по совести и морали.

-Тогда они будут несчастны, - заметила Гвиневра тихо. – Наш мир перемолотит их хрустальные души.

-Они буду несчастны, если будут честны и если бесчестны – тоже будут страдать, - Лея обхватила себя за плечи, - этот мир нуждается в крови или в драме?

-Этот мир ни в чем не нуждается, - покачала головой Моргана, протягивая руки за Мордредом. – Ни в любви, ни во власти, ни в золоте, ни в дружбе. Он не хочет уже ничего, кроме покоя, от которого сам же и бежит, и прячется по уголкам и закоулкам, по темноте и слепоте.

-Вас послушать – жить не хочется, - Ланселот, стоявший на пороге комнаты незамеченным уже около пяти минут, не удержался от слова. – Мы уезжаем, нам позволяют. Завтра же!

-Мы похороним Артура в герцогстве…- Гвиневра коснулась руки Морганы, - ты…прости мне все. Прости мне все, что можешь.

-Что? – Моргана тряхнула головой, с удивлением глядя на Гвиневру. – Он же мой сводный брат, он твой муж…это я стала одной из тех, кто вытворил этот переворот. Это я должна…

-Давайте честно, - не выдержала Лея, вставая с помощью Ланселота с пола, - мы все так уже виноваты друг перед другом, что не хватит пергамента записать все наши ошибки и провалы. Просто…подадим, друг другу руки, пообещаем уже держаться до конца и попробуем жить.

Мордреда снова уложили в колыбельку, он протестующе запищал, завозился, но Ланселот быстро сунул ему прямо в руки какую-то сшитую маленькую подушечку в виде птички и ребенок успокоился.

-Я во многом виновата перед всеми вами, - начала Лея, протягивая руку Моргане, - но я постараюсь жить так, чтобы искупить свою вину перед всеми и забыться от боли. Жить, сколько осталось.

Моргана вцепилась в пальцы своей…когда-то служанки.

-Я во многом виновата и моя жизнь – это теперь путь искупления. Мы выберемся. Все вместе.

Она протянула свободную руку Ланселоту, стоявшему ближе всех.

-Моя жизнь пойдёт на то, чтобы защитить всех вас, - коротко сказал он и бережно коснулся Гвиневры.

Она с благодарностью коснулась его руки, их пальцы переплелись, и много было нежности в этом переплетении рук.

-Я стану верной женой и сестрой, я искуплю все, - тихо промолвила она, подавая руку Лее, замыкая круг.

Немного постояли в молчании, осознавая важность и торжественность минуты, затем, не сговариваясь, расцепили руки.

-Знаете, - вдруг заметила Лея, с печальной улыбкой оглядывая своих ближних, и чувствуя, как сердце ее наполняется теплом, - хорошо, что нас никто не видел. Со стороны это, наверное, странно выглядело.

-Как это никто? – притворно возмутился Ланселот, чувствуя, как сумасшедшая жажда жизни превращается в горький смех, чтобы помочь выжить в минуту мрака, - а Мордред?

-А он не скажет, - Моргана улыбнулась – печально и горько, окончательно смиряясь на последнем уровне души своей со смертью Артура. – Не скажешь же?

Мордред сладко сопел, обхватив подушечку-птичку за шею и закинув на нее ножку.

-Ну…- Гвиневра развела руками, - а если он запомнил и потом…

-Знаете, - снова заметила Лея, на этот раз уже слегка повеселев, - у него будет проблема хлеще: понять, кто мы вокруг него такие, которые не родственники, но как бы все вместе собрались и живем, но при этом жестко шутит друг над другом, и… господи, как потом объяснять нашим детям нашу историю? Как объяснять им про род?

Лея подумала о том, что скажет своему ребенку, если сможет. Стоит ли говорить о том, что они – родня роду Кармелид, если даже Гвиневра не знает об этом? Нет, пожалуй, не стоит. Бедному ребенку и так хватит осознания того, что он от рода Пендрагона, живет в герцогстве Корнуэл, когда там герцог не кровный, а герцогиня по крови живет здесь же, но делает вид, что знать не знает об этом. Господи, бедные дети! Лишь бы они жили не так, как жили они.

***

В каждом уважающем себя замке должна быть тюрьма или хотя бы одна темница, мало ли, понадобится кому-то посидеть, или кого-то наказать, а клетки нет! Позор же! Другие замки засмеют.

В замке Корнуэл была тюрьма. Хорошая тюрьма, удобная для тюремщиков, с большими темницами в количестве шести штук. Темницы прятались за железными дверьми и решетками, из них можно было бы даже сбежать, но проблема была в том, что по выходу за стену тюрьмы, ты попадал в россыпь мелкого и ядовитого кустарника, глядя на который нельзя было даже сказать, что он ядовит. Ну, в самом деле, как можно подумать на ядовитость, если перед тобою аккуратненький кустик с маленькими красными и желтыми лепесточками, в котором даже не видно шипов? Они росли кругом у тюремной стены, образуя непроходимое поле…

-И украшает, и защищает! – пожимала плечами Моргана, рассказывая как-то за рыцарской пирушкой о своем замке и тюрьме в нем.

-Еще бы на лютне играл – цены бы ему не было! – захохотал пьяный Гавейн…

В замке графов Мори тюрьма была меньше. Она располагалась в подземелье и соседствовала с винным погребом, пару раз Уриен даже ошибался дверью, заглядывал в темницы, видел лица побитых и отбывающих повинности крестьян и, если бы достаточно пьян, извиняясь, закрывал дверь:

-Простите, я не к вам.

Там не требовалось большой защиты, потому что это было подземелье и вполне мирные земли. А еще с погребом соседствовала маленькая комнатка, в которой, если было очень нужно, проводились допросы…жуткие и громкие. Там выворачивали человека наизнанку, требуя выдать информацию, но чаще всего – держали старые тряпки, попоны для лошадей и бочки с вином, которые не влезали в погреб.

В замке де Горр было три тюрьмы. Первая – так называемая «легкая», для провинившихся крестьян, для случайных путников и заподозренных в чем-то обитателей. Вторая – «бронзовая», покрытая ржавой на потолке, уходящая на уровень вниз в подземелье и служившая местом отбывания наказаний уже за преступления. Третья была «безнадежной» - для тех, от которых уже не приходилось ждать ничего, для самого отребья и дна общества, бесполезного и лишнего. Эта жуткая тюрьма уходила еще глубже в землю, и была очень холодной. Пленники не задерживались там со смертью больше, чем на полгода, потому что смерть – была единственным шансом согреться.

В тюрьме Камелота было уютнее, чем в тюрьмах де Горр, но клеток настроили так много, что дышать было нечем, и постоянно не хватало места.

Леди Тамлин, спустившаяся с факелом и подкупленным стражником на свидание к брату Гифлету чуть не задохнулась от царившей здесь духоты, но мужественно сдержала обморок, и ее подвели к нужной клетке.

Их было трое. Военачальник Мелеаганта, осужденный сегодня же за убийство короля Артура - павшего, он знал точно, на что идет и был готов к такой участи, и двое юношей с бледными лицами, осужденные также.

Выбирали их по очень простому принципу «их не жалко».

-Кто худший воин в твоем отряде? – спросил Мелеагант за два дня до коронации и гибели Артура Пендрагона. – Только подумай хорошо.

-Да что тут думать? – в сердцах плюнул Ланселот. – Гифлет Гедей – ставленник Уриена. Уж не знаю, почему он и его сестре покровительствовал и вот ему, но как рыцарь Гифлет – худший в моем отряде.

Тогда Ланселот не подумал даже, почему Мелеагант спрашивает и вскоре забыл об этом разговоре, увлекшись своим скорым счастьем. А Мелеагант повторил этот разговор с другим военачальником, вызвал к себе одного из собственных и опытных, над головой которого давно должна было сомкнуться темная вода и вот…отряд готов.

Тамлин приникла к прутьям решетки, и позвала шепотом, понимая, что Гифлет не видит ее.

-Брат…брат мой!

Гифлет отреагировал не сразу. Медленно он поднял голову, обернулся на сестру, которую ненавидел и с которой примирился лишь недавно и бросился, поверив, что она не сон, к прутьям, коснулся ее руки.

-Тамлин!

-Да-да, - зашептала она, сдерживая слезы, потому что Гифлет не мог сдерживать их, а кто-то должен был оставаться сильным. – Это я! Что ты натворил?

Она не знала. Никто почти не знал, ведь король Артур был мертв для всего народа уже почти две недели. Гифлету дали ласково понять, что если он откроет рот – ему вырвут раскаленными щипцами язык и забьют в глотку. Глядя на лицо палача, Гифлет вдруг поверил в это и решил уже молчать и дожидаться мирной казни на площади…

-Неважно, Тамлин, - он вытер слезы рукавом, - тебя не тронули?

-Нет, - она покачала головой для верности. – Я не еду, правда, с Гвиневрой сейчас, но мне сказали, что могу поехать чуть позже. Моргана уезжает тоже с ней и Ланселотом. Почему не в графство Мори, я не знаю… стоп. Это как-то связано с тобой?

Тамлин подозрительно взглянула на Гифлета. Он покраснел, потому что так и не научился врать.

-Гифлет! – повысила голос Тамлин, привлекая к себе внимание еще нескольких узников из клетки позади себя. Они заулюлюкали, захохотали и принялись отпускать сальные шуточки и предложения.

-Это моя сестра, мерзавцы! – тонко возмутился Гифлет, и Тамлин только отмахнулась от его защиты, потому что пленники захохотали еще громче, а самый нахальный спросил, а не две ли сестры в их семье, потому что Гифлет походил своей нервностью, бледностью и слабостью голоса на девчонку…

Военачальник Мелеаганта, не поднимаясь с места, рявкнул на разбушевавшихся пленников и те смолкли, забились в угол. Тамлин улыбнулась спасителю и снова принялась допытывать:

-Что ты совершил?

-Время! – нервно заявил стражник, перебивая открывшего было рот Гифлета. – Время, леди!

-Минуту! – взмолилась она, срывая с шеи опаловое ожерелье и вкладывая его в руку стражнику. – Гифлет!

-Живее! – заторопил стражник, нервно оглядываясь на коридор.

-Неудачно услужил леди Моргане! – выпалил Гифлет, понимая, что она не уйдет и может подставить себя, а так – выходило удачно. Моргана уезжает, он скоро будет убит…

-Что? – Тамлин цеплялась за прутья решетки, пытаясь поймать пальцы брата. Что долгие годы не называл ее иначе, чем дворовой девкой, но стражник неумолимо вытащил ее из тюремных коридоров и вышвырнул в пустой и болезненно светлый коридор.

Она отдышалась. Тяжело поднялась, приводя себя в порядок и оправляя платье, руки болезненно сжались в кулаки. Если Гифлета казнят, а его собирались казнить, и из-за Морганы…

-Она ответит. Она заплатит! – Тамлин с ненавистью ударила кулаком в стену, и от нее отскочил кусочек какого-то декорирующего камня. – Тварь… Моргана, ты заплатишь за моего брата!

Но ее никто не услышал